Мы должны были рожать по контракту в роддоме при ГКБ №7 в Москве. Контракт заключили через ООО "Миллта" на 36 неделе беременности. Контракт на плановое кесарево (тазовое предлежание, обвитие пуповиной, плацентарная недостаточность) обошелся нам в 42000 руб. Врача и роддом выбрали по совету друзей и доктора, ведшего мою беременность. ПДР была назначена на 24 июня 2008 г.

Персонажи моего рассказа:

Муж, он же Мишка, он же Йолз.
Контрактный врач Сазанова Инна Ивановна, далее ИИ.
Палатный врач Ольга Александровна — ОА.
Шубин А.В. — анастезиолог.
Заведующая отделением Ольга Шарова — (ОШ).
Геша — наш автомобиль.
Васька, он же барсук, наш сын — 3090, 52 см., 14 июня 2008, 19:27.

Часть 1. Трагедия

Утром 14 июня 2008 года ничто не предвещало радикальных изменений в нашей с Мишкой жизни. Все как обычно — ленивое утро, тяжелые размышления о том, ехать на свадьбу к племяннице или нет, все-таки живот уже совсем тянет к земле... Все тянет и тянет, тянет и тянет...

— Тебе Олька звонила.

Перезваниваю Ротштейн. Мужской бас сообщает мне, что она что-то приболела, не сразу соображаю, что это ее охрипший голос, и звонить в 9 утра она мне совершенно не собиралась. Значит все-таки Лавут...

— Мишк, у меня всего две Ольки. И они не близнецы! Пойдем, погуляем?

Встаю и понимаю, что что-то не так... Я была готова к тому, что у меня могут отойти воды, начаться схватки, но только не к тому, что пойдет кровь... Много...

13:34. Мишка, одной ногой в штанине, звонит Инне Ивановне (ИИ), которая велит срочно нестись в роддом, где нас встретит дежурный врач и посмотрит отслойка это или нет. Она выезжает.

— Ребенок шевелится?
— Нет.

13:38. Мы спускаемся к машине. Ребенок не шевелится, кровотечение усиливается.

Следующие 25 минут были, наверное, самыми страшными минутами в моей жизни. У меня в голове крутилась только одна мысль — это не может так закончиться, только не это, Васька, пнись, пожалуйста!!! Ну почему я не легла на сохранение заранее? Как жить, если с Васькой что-то сейчас случится? Гешенька, жми изо всех своих малолитражных силенок! А перед внутренним взглядом мелькают картинки — вот май 2007 года: наша первая попытка ЭКО, Йолз с четвертого раза попадает в меня шприцом, пытаясь сделать укол гормона, и говорит, что семь лишних килограммов веса, набранных мной за последнюю неделю, его лично вполне устраивают. Вот июнь 2007 года — Йолз успокаивает меня после того как стало понятно, что попытка не удалась, и обещает пережить отпуск, даже если ему придется лежать вместе со мной тушкой на пляже среди толстозадых турков две-три недели. Сентябрь 2007 года — операционная, датчики, уколы, монитор и голос врача: "Фолликул лопнул, не успели, отменяется". Октябрь 2007 года — операционная, датчики, уколы, монитор и голос врача: "Видишь каплю в полости матки? Это эмбрионы, расположение удачное — теперь будем ждать". А потом первое УЗИ, и что-то такое размытое, но пульсирующее и очевидно живое... Васька... И первое ощущение какого-то исполинского счастья, в которое и поверить-то было страшно... А потом отслойка одного из эмбрионов, смутные надежды спасти оставшийся, бесконечные капельницы, таблетки и после каждого визита к врачу страх и слезы — угроза, угроза, угроза... Но тот страх — ничто по сравнению с тем, что я почувствовала утром 14 июня... И тут где-то у выезда на Каширку легкий пинок, потом еще один... Типа, "мамочка, не плачь — сплю я..." Живой!

Из Люблино в Коломенское за 22 минуты — я точно не помню, но мне казалось, что Мишка ехал по встречке, тротуарам, обочинам, дворам, даже по крышам...

14:00 Приемное отделение роддома при ГКБ №7. Оказывается, мы не взяли никаких документов... Только контракт и тапочки... В приемном очередь, пролезаю к окошку и объясняю импозантному мужчине в дурацком колпаке суть ситуации.

— Да-да. Нам звонили. Заходите, раздевайтесь, вещи передайте мужу. Сейчас УЗИ сделаем.
— Ребенок в тазовом, зрелый, живой, отслойки не видно, но схватки идут — мамаша, вы рожаете.
— Кто, я?
— Ну не я же!
— Подождите, подождите! Рано же еще! 38 недель! Я не готова! Мы не готовы! Он маленький еще! А само точно не рассосется?
— Панику заканчиваем, ждем вашего врача.

Через 10 минут появляется ИИ, спокойная, немного расстроенная обломавшимся выходным.

— Сейчас поднимемся в родблок, полежишь под КТГ, если схватки не затихнут, то ничего страшного, что раньше. Ребенок созрел.
— А муж?
— Сейчас переоденем и поднимем к тебе.

Часть 2. Комедия

С момента, как в родблок вплыло нечто в зеленой хирургической шапочке, с такого же цвета полувыбритым лицом, детским растерянным взглядом, пытающимся не фокусироваться на происходящем за стеклянными стенами нашего блока (а там во всю вполне картинно и, надеюсь, удачно рожали) — начинается комедия.

Роль мужа на родах невелика, но достаточно ответственна. В частности, в нашем случае Йолз должен был фиксировать частоту и продолжительность схваток. Я бы и сама справилась с этой задачей, но логично рассудила, что Мишке полезно принять, так сказать, непосредственное участие в процессе. К тому же я была совершенно уверена, что через час мы поедем домой, а второго шанса побывать в родильном отделении и "порожать" по-взрослому ни у него, ни у меня в связи с предстоящим плановым кесаревым может больше не быть. И как вы думаете, повел себя мой муж? Через час ему надоело! И он начал строчить кому-то смски! А мне стало как-то не по себе...

16:00 схватки 70 (по КТГ) через 15-20 минут.
17:00. 70 через 10.
18:00. 80 через 10.
19:00. 90 через 3-5...

— Не... Если это роды, то роды это фигня... Но это, наверное, не роды... Есть хочется... Домой-то скоро поедем?

19:01. Заходит ИИ, за ней двое с каталкой и ворохом бумажек на подпись.

— Домой?
— Почти. В операционную. Ты рожаешь.
— Кто, я?

Вижу квадратные Мишкины глаза, он пытается меня поцеловать в процессе снятия родовой рубашки, КТГ и подписания листочков с разрешением отрезать мне в ходе операции все, что угодно будет доктору... Целует куда-то в спину... Даже тут все через жопу, подумалось мне...

Наверное, нет у нас в стране человека, который не видел бы фильм "Служебный роман". Помните, там есть замечательный момент, когда в кабинет к Фрейндлих с инвентаризацией вламывается Бурков и две сотрудницы?

"Лампа настольная, номер 6410. Слово неприличное написано... Стереть..."

19:15. Распахиваются двери и в операционную с магнитофоном в руках влетают четыре девицы, два парня и еще несколько дам и мужчин постарше...

"... Гармошка... эээээээээх, играй, наяривай!"

— Капельницу, катетеры, монитор... Наталия Вячеславовна? Шубин — анестезиолог. Вам очень повезло — у меня сегодня первая в жизни самостоятельная смена.
— Простите, что????
— Повезло вам очень, говорю! Не будете дергаться — даже с первого раза, может быть, в спину попаду...
— На бок и свернитесь в бублик... Где ж вы такие бублики видели?
— Наталия Вячеславовна, 31 год, образование высшее?
— Да какая вам сейчас-то разница, какое у меня образование? Я ж в бублике уже...
— Аллергия есть?
— Новокаин...
— Поооздно... На спину поворачиваемся.
— А я не могу что-то...
— Отлично. Значит попал. Кто сегодня режет?
— Сазанова домывается.

19:25. Откуда-то перед глазами зеленая шторка, молодой дядька свешивается сверху, вытирая лоб кровавой перчаткой. Они что, начали уже? Это моя кровь, что ли?

— Кого ждем?
— Хирурга...

Гогот в зале. Магнитофон приглушили. "Чистые пруды, застенчивыыые ивы..."

— Наташ, я тут давно... Так кого ждем?
— Ва-ва-ваську...
— А вам действительно повезло, что анестезиолог попал... Не каждая птица долетит до середины Днепра, знаете ли... Ваську... А отчество?

Меня начинает раскачивать, кажется, что потолок наклоняется куда-то вправо...

— Михайлович.
— Василий Михайлович. Директорское имя прям... Генеральское. Ну, Васька, давай-давай-давай!

19:27. Тьфу, плюх... "Мяяяууу! Мяяяу! Ыыы..."

Голос у меня над головой:

— Вот это Васька... Вот это яйца!
Что? Где? Кто? Ой! Вот этот голубенький с яйцами, который на акушерку писает — это моё? Лохматый-то какой!
— 19:27, мальчик, апгар 8\9. Мамаша, целуйте пятку.
— Ну, реаниматологи тут, кажется, не нужны — мы ужинать пошли.

И тут меня начало трясти. Уже не было ни страха, ни боли... Одно какое-то чудное состояние полной эйфории...

— Плакать заканчиваем. Только проблем с дыханием нам сейчас не хватает. Валя, шефа позови...
— Что-то не так?
— Наташ, спайки закровили, и сальник отошел — подошью, потерпи...
— Да мне-то что. Шубин же в спину все-таки попал.

Гогот. Магнитофон выключили — шеф, однако, идет. Шефом оказался мужик в колпаке из приемного.

— Ну что тут? Не вижу. Левее покажите. Дааа... Вот тут подшейте. И тут. Кто у вас?
— Мальчик.
— Поздравляю. Второго не раньше чем через 3 года, поняла? Заканчивайте, если опять закровит — позовете.

20:27. Шьют. Заскучала. Вспомнила, что всю беременность мечтала увидеть, как выглядит моя злополучная неполноценная плацента. Прошу сестру показать. Сверху свешивается мужик.

— В своем уме? Зачем тебе?
— Ну как это? Чтобы знать! Вы достали ее уже?
— Достали. Но она развалилась. Нервы точно крепкие?
— Зуб даю. Показывайте.

Нууу... Зря я это сделала... Нууу... Кусок протухшей печенки, обмотанный старой бечевкой, и то выглядит аппетитнее... Замутило... Отвернулась и обнаружила, что в белой кафельной стенке отлично отражается весь ход операции. С интересом понаблюдала минут 20... Начало трясти...

— Мальчик, 3090, 52 см., 8\9 Апгар, созревший. Все в полном порядке.
— Мы закончили. Шубина позовите. Переложить пусть поможет. Наташ, голову 6 часов даже приподнимать нельзя — особенности анестезии.

Все. Закончили. Где-то под лампой сопит Васька. Я в послеоперационной палате. Шубин вводит в спинной катетер какое-то обезболивающее. Рассказывает, что он к.м.н., 25 лет стажа... И мне очень повезло с бригадой сегодня — праздники, а в праздники дежурят, как правило, те, кто в одиночку три бригады может заменить. Вот он, например, и какие-нибудь 5000 благодарности бригаде были бы весьма кстати.

— В спину точно попали? Синяка не будет?
— Даже голова болеть не будет, и обезболивающее тебе сейчас французское на 12 часов поставлю, поспишь.

Какой тут поспишь. Звоню на Таганку. А мать-то на свадьбе пляшет... И не знает ничего... Телефон-то мы не слышим... Договариваемся с Катькой (сестрой), что она сама ей скажет, когда ее домой привезут. А то, не дай бог, от счастья плохо станет где-нибудь.

О! Анестезия отходит. Ощущение что вместо ног две чугунные колонны, по которым пустили ток. Неприятно. Повернуться невозможно, согнуть ноги тоже, очень раздражает мочевой катетер — он болит сильнее, чем все швы вместе взятые. Проходит это часа через четыре. Открываю глаза. Надо мной стоит тетка и трясет одеялом:

— Смотри, какие у твоего ямочки.

Ой! В одеяле хмурится что-то крошечное, недовольное. От него пахнет черешней и водой. Открывает глазки и говорит "мяу", после чего сразу засыпает. Кулек уносят.

— Как вы себя чувствуете?
— Нормально, только знобит что-то.
— Температуру померяем?

Температура — 38,5. Прибегает шеф. Смотрит шов, велит сделать укол. 38.9. Еще укол, видимо со снотворным, потому что я проваливаюсь и открываю глаза, когда уже пора ехать в нашу с Васькой палату.

Ну кто придумал такие каталки, которые на 20 см выше любой кровати? Ну вот попробуйте через 12 часов после операции, с замороженными еще ногами на нее перебраться... Едем. И с этого момента начинается натуральный фарс.

Часть 3. Фарс

Воскресение 15 июня, 9 утра, 4 этаж роддома при ГКБ №7, тишина. Ни детских криков, ни персонала, вообще никого... Откуда-то раздается голос: "Везите в 411". Заезжаем — 5 боксов, разделенных стеклянными закрашенными стенками, общий холл с холодильником, столиком и чайником, огромные пластиковые окна, зелень за окном. В боксе кровать, пеленальный столик, тумбочка и раковина с зеркалом. Раковина — это чудесно, очень хочется хотя бы умыться, но радость длится недолго, т.к. горячую воду дадут только через неделю. Ну как можно жить в роддоме без горячей воды? Неужели нельзя совместить график закрытия роддомов на мойку и график отключений? Все для людей.

Минут 15 перебираюсь с каталки на кровать — обезболивающее уже не действует, но я ожидала худшего. Через 5 минут прибегает сестра.

— Вы Крыгина? Мы вас перепутали! У вас другая палата.
— Доброе начало — полдела. В чем разница?
— Там чайник и телевизор. Давайте переедем?
— А может, переедут чайник и телевизор? Да фиг с ними. Мне и тут уже уютно. Сесть помогите. Туалет у вас где? А ребенок мой где?

Оказывается, ходить легче, чем лежать. Ай да ИИ, чтобы через 12 часов после операции можно было самостоятельно, не сильно напрягаясь, передвигаться — это золотые руки. Детская, оказывается, ровно в другом конце двухсотметрового коридора. Ползу по стеночке, уже понимая, что погорячилась, но упрямство — вещь непреодолимая. Заползаю.

— Здравствуйте, ребенка можно забрать?
— Можно. Фамилия?
— Крыгина.
— Погодите... Его только перевели. Вас когда оперировали?
— Вчера.
— Вы что с ума сошли? Родственники придут — выдадим, а сейчас я вас в палату отведу.
— Ну, дайте хоть посмотреть.
— Да вот он спит, все с ним хорошо, мамаша.

По палате мечется сестра и еще какая-то тетка.

— Вы где были?
— В детской.
— Сама дошла?
— Сама.
Нет, на роликах доехала!
— Ну, отлично. Но все-таки не переусердствуйте. До двух поспите, а там родственники придут, возьмете ребенка. Температура?
— 38,7
— Будем колоть антибиотики. Кормить нельзя пока.
— Это надолго?
— Как пойдет. Температуры, тем более такой, не должно быть.

Заглядывает девочка из соседней палаты.

— Привет, я Лена. Тоже после кесарева три дня назад. Как ты? Чая хочешь?
— Очень, спасибо. Только у меня даже чашки еще пока нет.
— Сейчас найдем. Тебе все привезут? Знаешь, что только бульон можно в первые сутки и чай? Больничную еду жрать нельзя даже теоретически.

За что люблю своих родственников, так это за их вечное желание сделать как лучше и за полную непредсказуемость результатов их стараний. К двум часам есть хотелось уже просто невыносимо. Шуршание по коридору, 33 авоськи, зеленый чепчик, растерянные глаза — Йолз!

— Бросай мешки и беги в другой конец коридора. Мне без тебя ребенка не отдают.
— Правильно делают, дай пацану передохнуть от тебя...
— Мать где?
— Внизу. Сейчас попробуем пройти вдвоем.
— Еда где?
— В термокружке бульон.

Открываю кружку — запах амброзии! Делаю глоток и мир становится сначала серым, а потом фиолетовым... Представьте, что вам на свежую рану вылили флакончик кислоты... От щедрот мать положила в пол-литра бульона около столовой ложки соли... Обломался мой обед. После двух кружек чая уже могу хотя бы дышать, но и то через раз.

В коридоре грохот, и в стеклянном ящике (они называют это кроваткой) в палату ввозят запеленатого по самые глаза Барсука. Сопящий красненький комок. Восторг-восторг.

Но перед уходом Йолз отвозит Ваську в детскую. Типа, первую ночь все равно поднимать мне его нельзя и кормить пока нечем. Подчиняюсь грубой силе.

Приходит ИИ. Температура 38,4. По ее глазам начинаю понимать, что что-то явно не то.

— Молока пока нет?
— Пока нет, но грудь каменная и болит.
— Надо расцедить. Может быть от нее.

На следующий день грудь была уже одним сплошным синяком — даже слегка черной. 38,2

Утро понедельника — приходят две тетки. Одна оказывается палатной врачихой Ольгой Александровной (ОА), вторая заведующей Ольгой (отчества не помню) Шаровой (ОШ). Смотрят, щупают.

— Ну по виду все прекрасно, но откуда такая температура... Болит?
— Нет. Уже и по лестнице могу сама ходить, и вставать, и ребенка из детской забрала, и вообще все отлично.
— Странно... Если до завтра не упадет — сменим антибиотик, и УЗИ надо сделать, может быть, и на кресле посмотреть.
— На третий день? Вы из Инквизиции?
— Так надо же понять в чем дело? Температуры быть не должно, и анализы крови плохие.

Третий день, 38,0. Смотрят опять вдвоем — все нормально, берут анализы, мазки.

— Предварительно — начальная стадия воспаления матки. Сейчас УЗИ посмотрим.
— Чем это мне грозит?
— Пока антибиотиками. Надо смотреть. Кормить нельзя.

УЗИ на втором этаже. Спускаюсь. Гордо миную очередь из 10-12 "бесплатниц", спиной чувствую ненавидящие взгляды — видимо давно сидят. В УЗИ-кабинете меня ждет делегация из 6 человек. Все уткнулись в монитор.

— Какой день после операции?
— Третий.
— Не может быть. Матка как на шестой. Кто резал?
— Сазанова.
— Это новая, из восьмой которая? Хороший хирург. Давно такой работы не видели.

ОА перекосило, она тоже, оказывается, хирург.

— Тут все идеально. Я ничего не вижу. Ну, гематомка на месте спайки, но это само рассосется и температуры давать не может. У вас все в порядке.
— Так почему температура?
— Простудных ощущений нет?
— Нет.
— Грудь расцедили?
— Да.
— Будем искать. А пока антибиотики.

Вечер третьего дня. Температура 35,8, лучше бы было 39. Стенки кружатся, ребенка на руки брать страшно. Решаю отдать все-таки Ваську на ночь. Приезжаем в детскую... В коридоре сизые клубы табачного дыма, дверь в детскую заперта, внутри дикий ор, под дверью сидят еще две желающие сдать своих чад... Мы с Васькой разворачиваемся, чтобы вернуться через час. Через час в коридоре уже черные клубы табачного дыма, дверь в детскую заперта, внутри дикий ор, под дверью все еще сидят те две желающие сдать своих чад... Ребенка, естественно, не отдала. Ночью снова было уже 38.

К шестому дню ситуация не изменилась, только швы сняли. У меня пришло молоко, которое я каждые 3 часа со слезами выливала в раковину, а Васька давился и икал от смеси. ОА и ОШ вызвали консультантов. Двух профессоров и какую-то акушерку, плюс еще трех врачей помоложе, мою ИИ с заведующей ее отделения и УЗИстку.

— УЗИ идеальное. Шов не утолщен, матка сократилась, гематомка. Ничего нового. Температура?
— 37,8. Ничего не болит, могу бегать, приседать, даже кувырок, наверное, смогу сделать.
— Странно. Давайте смотреть на кресле.

Смотрят на кресле. Ничего нового. Выходя из смотровой, вижу, как профессор разводит руками. Диагноза так и нет, мне капельно вводят уже третий литр сильнейшего антибиотика — эффект нулевой, вен нет, места для уколов тоже. За последние 5 суток мне сделали 54 укола, это при том, что от обезболивающих я отказалась уже на вторые сутки. Взяли 12 разных анализов крови, включая анализ на малярию, сделали УЗИ почек, ЭКГ, но совсем не по себе мне стало, когда в мою палату прикатили передвижной рентген. Насколько же должны быть плохи мои дела, если мне пригнали зеленую громадину со специально обученной санитаркой?..

И тут неожиданно на девятый день температура упала сама. Вдруг. Я проснулась, а ее нет, но при этом начал очень сильно болеть бок и закровило. Но это фигня, главное, что и анализы крови тоже более-менее пришли в норму. До сих пор никто так и не знает, что это было и почему. Мне кажется, что это был обычный демарш моего организма — типа, "я сделал все, чтобы Васька родился здоровым, дальше давай уже сама". Ну и ладно. Меня это вполне устраивает.

Часть 4. Победный марш

Одиннадцатый день, нас выписывают! Ура! Звоню Мишке:

— В три меня забирай, плиз! Только не опаздывайте, а то так домой хочется!

Как же тянутся эти последние часы в роддоме! Кажется, что конца краю нет этому ожиданию.

— Мишк, ну где вы?
— На шиномонтаже.
— Гешу решил подновить? Так мы и необновленным обойдемся!
— Колесо пробил. Уже доваривают. Потерпите.

Легко сказать — Барсука-то я к определенному времени накормила... Ну ладно. Как-нибудь.

Васька к моменту выписки набрал 200 грамм, взял предложенную мной грудь. Он родился абсолютно зрелым и доношенным, просто легким...

Но это дело наживное. Никаких отклонений. По рекомендации педиатра в месяц нужно сделать УЗИ таза, так как все 9 месяцев молодой человек провел сидя в позе Будды. И все. Растите и набирайте вес.

И мы растем. И набираем. И дальше будет уже совсем другая история.