Роды входят в программу государственного страхования, поэтому эта медицинская услуга является бесплатной. Вот только воспользоваться ее могут далеко не все. Если у тебя отменное здоровье, железные нервы, высокий болевой порог и стойкий иммунитет к хамству, то это занятие для тебя! Совершенно бесплатно тебе гарантированы экстремальные ощущения, которых ты не получишь, купаясь в ласковой заботе платных родов. Тебя будут называть на "ты" и по фамилии, стараться сделать все, чтобы ты сполна получила свою дозу болевых ощущений и свою порцию адреналина.

Бесплатные роды для меня не просто слова. Я прошла через них два раза. Почитайте мои рассказы, может это занятие для вас?

Роды номер раз. Москва - год 1988

Итак, мне 20 лет. У меня громадный живот, наивные глаза и трепетная любовь ко всему миру. О родах я знаю лишь одно - то, что ребенок выходит из того места, куда незадолго до этого "заходили" сперматозоиды. Но и это единственное знание не внушает мне оптимизма. Я частенько проверяю то место, и прихожу к неутешительному выводу - мой чудесный кудрявый мальчик никак не может появиться на свет таким некрасивым способом. Да я вообще так далека от жизненной прозы. Врачи в белых халатах кажутся мне добрыми ангелами, а роддом чудесным магазинчиком, где желающим раздают розовых пухлых детишек. Но часики мерно отстукивают мои 9 месяцев, приближая меня все ближе и ближе к заветной дате - 20 сентября.

Итак, ночь, переходящая в утро 20 сентября - дата родов, написанная в моей обменной карте. Внизу живота кто-то поскребся. С этой секунды события начинают мелькать с калейдоскопической быстротой, не оставляя времени думать, переживать и мечтать. Бужу Мишку. В его глазах паника, в руках - дрожь. Пара акробатических этюдов с бритвой в скользкой ванной, и я готова к бою. Родительские напутствия мимо ушей - мы садимся в машину.

Зеленоградский роддом. Оставшиеся 100 метров до двери мы идем все медленнее и медленнее... Там, за дверью, - пугающая неизвестность, а тут все такое родное. Такая предосенняя зелень деревьев, светлеющее рассветом небо и самый родной человек на свете. Но - пора, пора... Крепкие объятия, горькие поцелуи, последний шепот: "Держись" и... Объявление: "Роддом закрыт на мойку!"

Такие огромные буквы, как мы их не увидели сразу? Небольшая паника в глазах и решение - едем в Москву! В единственный роддом, который я знаю, - это роддом № 26 на Войковской. В то блаженное время пробки были только в бутылках, поэтому доехали мы быстро. Правда, Мишкины глаза следили за мной больше, чем за дорогой, но мне так нравилось красиво стонать...

26 роддом поразил размерами и бурностью жизни. Бегали какие-то люди, подъезжали машины, проносились беременные в тапочках. Появилось какое-то торжественное ощущение сопричастности. Расставаться так не хотелось. Пошли на Коптевский рынок купить грушу. Кусали по очереди, вытирая текущий сок, а двери роддома были все ближе и ближе.

Уф... Душещипательная сцена прощания с традиционным шепотом: "Держись". И мы вошли, предъявив хмурой тете в приемном покое свой огромный живот и две сияющие липкие двадцатилетние морды. Покрутив в короткой лапе мою обменку, она покачала головой: "Самотек не берем, только своих". И, глядя на наши ошеломленные лица и крепко сцепленные руки, добавила: "Вам на "Сокол" ехать нужно, в 9-ый роддом. Там возьмут, а у нас мест нет..."

Мы не знали, что можно возмущаться, не умели возражать взрослым, особенно таким "белохалатным" и непреклонным. Просто вдруг стало так страшно и неуютно. Ощущение праздника и собственной значимости исчезло. Мы опять сели в машину. Стонать мне уже не хотелось, съеденная груша мешалась в животе, липкие руки нечем было вытирать. И самое главное - мы совсем не знали, где тот самый роддом на "Соколе".

На поиски роддома был потрачен почти час. Веселое московское утро сменилось суетливым московским днем, а мы, неприкаянные, глупые и беспомощные все мотались и мотались по улицам, запутываясь в поворотах и по двадцать раз проезжая по одному и тому же месту, не узнавая его. Глаза мужа постоянно ловили мой остановившийся взгляд. Губы его беззвучно спрашивали "Как ты?" Мои губы крепко сжимались в ответ. А вот, наконец, и роддом. Серое мрачное здание, обрывки труб и искореженные пласты земли. Тяжелая дверь...

Время на прощание тратить не стали, вошли без улыбки, только руки сцепили все так же крепко. Тетка в приемном покое была близнецом всех роддомовских теток. Короткопалые руки, взгляд исподлобья, недобро сжатые губы... Брезгливо взятая обменка, пауза и... знакомые слова: "Так, самотек, значит. А самотек мы не берем, у нас ремонт, берем только своих..." Остаток фразы я вдруг перестаю слышать... Я вижу, как шевелятся ее тонкие губы, но не в силах понять смысл ее слов... Значит, нам опять на улицу? И мне, и Мишке, и маленькому малышу внутри меня опять нет места???

Мы не понимали тогда, нам и в голову не приходило, что есть такое всемогущее понятие - деньги. Что только с ними мы будем везде желанны и любимы. Мы думали, что достаточно разделенной с нами радости праздника. Мы хотели осчастливить их собой, а нас гнали и гнали...

Неожиданно Мишка закричал. Его голос срывался на плач, и слова были совсем не страшные, а жалкие: "Вы не имеете права, мы отсюда не уйдем!"

Мне было больно за него и стыдно, что он сорвался. Тем более я знала, что уйти придется... Я тянула его к выходу, а он все кричал ей что-то о совести и клятве Гиппократа. И... почему-то она дрогнула. В глазах на миг появилось человеческое выражение. "Ложись на кушетку, раздевайся, - буркнула она мне. - Сейчас врача позову".

Я послушно легла, она придирчиво меня осмотрела. Короткий палец ткнулся мне в низ живота: "А это что за клочья? Брила или так растет?" "Брила", - счастливо выдохнула я, все еще не веря, что мною интересуются. Тут же на меня плеснули мутной холодной водой, которая в прошлой жизни была мыльной пеной. Потом пребольно заскребли бритвой, которая в прошлой жизни называлась "опасной" и, наверное, была когда-то острой... Потом пришла дородная женщина, которая тоже, видимо, в прошлой жизни, была врачом. От прошлой жизни у нее остался белый халат и фонендоскоп на шее. Но зверское выражение лица, сросшиеся брови и брезгливо поджатые губы ясно говорили, что врачом она давно быть перестала.

"Легла, расставила ноги!" - командным голосом просипела она, глядя поверх меня. Я послушно повиновалась. Тут же ее рука, раздирая мои внутренности, вошла мне почти до горла. Я молча вознеслась к потолку. Врач в прошлой жизни со свирепым видом сунула мне под нос ужасающего размера кулак и закричала: "Это ты видела? Тебе больно??? А у ребенка головка вот такая!.." - и она начертила в воздухе круг, при виде которого мое сердце перестало биться. Боже, в мои 20 лет у меня не было такой огромной головы! "Как ты собираешься рожать? Хотя мне-то все равно. Мы все вас не возьмем... У нас мест нет, а вы - самотек". И, увидев слезы на моих глазах, добавила: "Вызывайте скорую помощь".

Так... Значит, и здесь нас не оставят... Когда я вышла в коридор и сообщила это Мишке, мы заревели в два голоса. Теперь к обиде добавилась боль содранного лобка и жуткий страх перед родами.

Ну, все плохое когда-то кончается и не всегда кончается плохо... В конце концов, приехала не самая скорая "Скорая помощь" и нас повезли в роддом №1.

Ну, а дальше все, как у всех: огромная ледяная клизма, драная ночнушка, стоптанные тапки... Папуасская раскраска: ногти йодом, лобок соски и пупок - зеленкой. Бокс со стеклянными стенками и боль. Сначала просто боль, потом боль, раздирающая тело, потом боль, вырвавшаяся из тела и заполнившая сначала бокс, потом всю больницу, потом весь мир. Потом вместо голоса остался только сиплый шепот, в глазах вместо белков кровь лопнувших сосудов, и разодранные ногтями ладони. Короста на запекшихся губах и бесконечность остановившегося времени...

И одиночество, которое не нарушали ни врачи, быстро пробегающие мимо, ни равнодушные медсестры, не переступающие порог бокса, ни санитарка, отводящая глаза. Я не просила обезболивания, не знала, что это бывает. Я просто просила открыть мне окно, чтобы кончить все самой.

День перелился в закат, закат в вечер, вечер в ночь. Из горла - хрип, с губ - сукровица. И когда поняла, что дольше секунды уже не прожить, вдруг забегавшие люди, раздирание тела на части, коричневые глаза акушерки возле лица: "Милая, давай, давай!.." Блеск скальпеля, тяжесть мужских локтей и... "ау-уа". Космическая нереальность происходящего. Высоко, прямо в кафельное небо, поднятое скрюченное тельце. Сжатые кулачки, переплетенные ножки.

"Эй, мамашка, - вдруг услышала я обычный человечий голос, - поинтересовалась бы, кто родился!"
Я знаю, что сын, зачем мне интересоваться?
Девочка!"

Узнавание будет потом. Крохотные бескостные пальчики, завернутые наоборот маленькие ступни, родная бездонность глаз и щенячья беспомощность беззубого рта.

Прошли всего лишь сутки, мне все еще 20 лет, но я повзрослела на целую жизнь. И стала глубже на целую вселенную. Теперь я - мама. И я люблю всех этих врачей и медсестер, я заискивающе и благодарно заглядываю к ним в глаза, ведь они были рядом! Мы вместе сделали это!

Ощущение абсолютного счастья ничто не может омрачить ни кровь, капающая в выщербленную миску, ни ледяная окаменелость холодного пузыря на животе. Так хочется с кем-то поделиться!

"Андреева! Мы запишем тебя 21 числом, а то у нас проблемы. Тебе-то я, думаю, все равно?"

Конечно, все равно, я на все готова ради них!

И вот уже 13 лет моя Настя, рожденная 20 сентября, празднует день рождения 21-ого...

Говорят, что умные учатся на чужих ошибках, а дураки - на своих. Но есть категория людей, которых не учат даже собственные ошибки. К ним я и принадлежу.

Итак, роды номер два. Москва - год 2000

Мне уже далеко не двадцать. Но живот все такой же огромный, а глаза все так же полны небесной глупости. Откуда берутся дети, я знаю слишком хорошо. И внутренне готова ко всему. Недаром все 9 месяцев я твердила, как молитву: "Роды - это встреча, боль конечна..."

В катастрофическом безденежье меня вдохновляли примеры русских женщин, рожающих в поле, чукотских матерей, чьи дети появляются без помощи врачей в обледенелой тундре. Чем я, здоровая крепкая женщина, хуже? Мне не нужно особого отношения, достаточно уверенности, что врачи при необходимости придут на помощь. А бесплатный местный роддом для этого самое подходящее место.

Итак, выбор сделан и час "икс" наступил. Я его узнала сразу по знакомой тоскливой боли-схватки, но в роддом ехать не спешила. Решила дождаться 5-тиминутных интервалов и пережить схваточную боль в теплой чистой домашней постельке. Муж тем временем метался по квартире, снаряжая меня в больницу. Руководством служила американская книга "В ожидании ребенка". Там предлагалось взять с собой в роддом:

- Эту самую книгу.
- Часы с секундомером.
- Магнитофон с любимыми мелодиями.
- Теннисную ракетку или пластиковый шар.
- Кинокамеру или фотоаппарат.
- Бутылку шампанского.
- Игральные карты...

И много других, столь же необходимых при бесплатных родах, вещей. Испугавшись, что снаряженную подобным образом, меня направят рожать в психиатрическое отделение нашей больницы, из всего перечисленного я взяла только тапочки.

Интервалы между схватками все уменьшались - пора ехать в роддом. Но как же хотелось оттянуть еще этот прекрасный момент! Поэтому заехали в супермаркет. Посмотреть на беременную, корчащуюся между полок, в три часа ночи, сбежался весь персонал. Оттягивать дальше было уже невозможно...

Ночью все дома выглядят достаточно уныло. Роддом не был исключением... Девушка, открывшая дверь, была удивительно молода. Но, боже, как же ей хотелось спать! Зевая, она приняла от нас коробку конфет, зевая, воткнула в меня ледяную клизму, зевая, покрасила меня йодом и зеленкой, зевая, повела куда-то по запутанным обшарпанным коридорам.

Предродовая. Я не знала, что такое бывает. Комната с несколькими кроватями, на которых корчатся женщины разной степени готовности. В изголовье моей кровати стоит наполненное судно. Туда периодически тоскливо опускает длинные волосы молодая девушка с соседней кровати. Потом, на пике схватки, она резко вскидывает голову, и малоаппетитные брызги разлетаются по всей комнате. За окном глубокая ночь, но громко играет радио.

Здесь-то мне предстоит долгожданная встреча. Я полна сил, боль под контролем, кажется, меня ничего не может испугать. Врач, меня осмотревший, подтвердил мою полную боевую готовность, сказав, что рожу в их смену, часика через два. А боль постепенно вступала в свои права. Мне что-то кололи ("Не твое дело!"), ставили капельницу ("У тебя не спросили, мужем командовать будешь!") А боль во мне все росла и росла. Прошли обещанные два часика, и три, и четыре, и пять, и шесть... Врачи давно сменились, девочка, лежавшая рядом родила, а моя боль выдавливала из меня остатки рассудка.

По радио играла оглушающее веселая музыка, под нее я металась, пытаясь не пропустить секундную передышку, уместить в нее хотя бы одно свое дыхание. Прикованная к высокой и узкой кровати, чтобы не пачкать пол, и пришитая иглой к капельнице, я пыталась найти позу, в которой я смогу прожить еще одну секунду. И - о, чудо! У меня получилось! Оказывается, если лечь на левый бок и высоко поднимать правую ногу, то боль, сжирающая тебя изнутри, чуть-чуть отступает. Но это упражнение в моем беременном исполнении оскорбило эстетические чувства акушерки:

- Андреева! Что за цирк ты тут устроила? Быстро опустила ногу! Смотреть противно!

Ногу я опустила, и на секунду притаившаяся боль, вырвалась наружу, разорвав меня на кровавую пыль. С этой секунды я перестала быть собой, да я вообще перестала быть человеком. Уже потом девочки, рожавшие со мной, рассказали, как вмиг стали огромными и черными мои, от природы, в общем-то, голубые глаза. Как брызнула кровь из прокушенной губы, как заскрипели и сломались о железо кровати мои коротко остриженные ногти. Оказывается, потом у меня, потерявшей от боли человеческий облик, отняли одеяло (испачкает!) и простынку (разорвет!). Оказывается, акушерки брезгливо и укоризненно качали головами, смеялись и крутили пальцем у виска, пили под музыку чай. А еще одна акушерка, прочитав в моей обменке, что я работаю в школе, сказала другой: "И вот таким придуркам мы доверяем своих детей..."

А потом пришел врач. Сел на голую клеенку, глядя поверх меня. Я нечеловеческим усилием собрала остатки разума и сумела прошептать: "Когда?" "Ну-у-у-у, еще не скоро. Часов 6, раскрытие остановилось..." Тогда я, цепляясь за него липкими руками и пытаясь поймать ускользающий взгляд, попросила как-то обезболить. В ответ он поднялся с кровати: "Терпи".

Боль опять распахнула для меня свою безумную черноту и, проваливаясь в нее, я успела прохрипеть ему вслед: "Я позвоню мужу, он привезет деньги, только сделайте что-нибудь!!!" Врач резко развернулся на каблуках, глаза цепко меня охватили. "Сделайте ей сон!" - скомандовал он медсестре. Тут же игла вошла в капельницу и через долю секунды боль сдулась, сморщилась, и я провалилась во что-то теплое. Это был сон. Потом меня везли бегом на каталке, в наркотическом дурмане меня рвало на части, кричали какие-то люди. Но вдруг весь гвалт перекрыл звонкий мяукающий звук "Уа-уа!"

Это была она, моя девчонка! Моя трудная, красная, свернутая в клубок на чьей-то ладони, девочка. Мне хотелось жить и всех любить. Я простила им все-все! Вот только сон никак не отпускал меня. Лежа в коридоре на каталке, с ледяным пузырем на брюхе и счастливо улыбаясь, я опять и опять проваливалась в него. В глубокий сладкий, счастливый сон. Хлоп! Звонкий шлепок чьих-то ладоней по щекам. Лицо акушерки было близко-близко.

"Андреева, ты не забыла, что должна позвонить мужу насчет денег? Поехали!"

Поехали...

Деньги он привез сразу. И все пришли их получать. Я, ничуть не жалея, отсчитывала бумажки. Ведь рядом со мной в прозрачном корытце лежал мой настоящий человечек. Она ведь еще не знает, что бесплатные роды у нас - занятие экстремальное, а родители ее такие бестолковые.

Зато теперь мне смешны экстремалы. Прыгают с парашюта? Летают на сноубордах, лазят по горам? Попробовали бы родить бесплатно в нашем роддоме!..

Светлана Андреева, zanoza66@mail.ru